Когда речь заходит о 1410 годе в контексте отношений Польши и Тевтонского ордена — все сразу вспоминают Грюнвальд. Оно и правильно — ключевое сражение той войны, во многом предопределившее историческую судьбу обоих государств. Вот только сама по себе война одной этой битвой не ограничилась. Крайне важным военным театром для обеих сторон было Поморье, примыкавшее к орденской провинции Ноймарк — Новая Марка, или Нова Мархия на польском.
Это был своеобразный «рукав», связывавший территорию Ордена с его западными соседями, и в первую очередь с германоязычной же Священной Римской империей. Именно через Ноймарк шли все так называемые гости Ордена — иностранные рыцари, сражавшиеся на стороне крестоносцев. Для поляков, само собой, было крайне важно заткнуть эту дыру, подобно насосу накачивавшую тевтонские земли иностранными наёмниками и авантюристами всех мастей. Поэтому на западных границах польского королевства, вдали от приснопамятного Грюнвальда, тоже кипели ожесточённые бои — пусть и не столь масштабные.Неудачная осада
Грюнвальдский разгром 15 июля 1410 года задал новые правила игры. Теперь Орден примерял на себя роль жертвы, снося один за другим удары польско-литовских войск, шедших на орденскую столицу Мальборк, или Мариенбург.
В период с 17 по 25 июля, пока поляки шли к тевтонской столице, ряд окрестных городов сдался им и присягнул на верность королю Владиславу Ягайло. Более того, большинство подобных капитуляций были бескровными — где-то крестоносные гарнизоны сами заблаговременно убрались восвояси, а где-то, как в Эльбинге, их попросту выгнали местные горожане.
Казалось бы, всё — сливай воду, чеши грудь: падение Мальборка — вопрос следующих двух-трёх недель.
Польский епископ из Куявии по имени Ян Кропидло, посетивший город вскоре после грюнвальдского побоища, сообщал, что в орденской столице все сидят с кислыми минами, воевать не хотят, да и вряд ли могут — кругом царит разброд и пораженчество. Но то ли Дева Мария пришла на помощь братству, названному в её честь (полное название — «Орден дома святой Марии Тевтонской». — Прим. ред.), то ли просто карты так легли, — опередив польско-литовское войско короля Ягайло, в Мальборк прибыл тевтонский комтур Генрих фон Плауэн. Посмотрев на творившееся в городе безобразие, рыцарь быстро объявил себя временным губернатором, драконовскими мерами привёл гарнизон в чувство и начал готовить столицу к обороне.
Когда 25 июля 1410 года к Мальброку подошёл Ягайло, он увидел спалённый дочиста «нижний» город, защищать который у рыцарей попросту не хватило бы людей. Пошарив среди пепелища, поляки нашли нескольких немцев, которые не успели убежать в цитадель, — их преследовали до самых ворот. А некий польский рыцарь по фамилии Олесницкий едва не ворвался внутрь.
Когда же стало ясно, что наскоком замок не взять, поляки начали разворачивать осаду. Из-за того, что всё указывало на пассивность гарнизона, Ягайло ожидал лёгкой победы и не взял с собой осадную технику. В итоге блокада затянулась. Характерно, что поляки и литовцы так и не предприняли генерального штурма.
Прошла неделя, воинственный угар в армии короля начал сходить на нет, и по лагерю пошли нехорошие разговоры.
Как назло, поляки и литовцы довольно быстро сожрали все припасы, после чего с молчаливого согласия Ягайло начали мародёрствовать на окрестных территориях, утаскивая всё, что можно было изжарить или сварить. Этого, впрочем, хватило ненадолго, и началась старинная забава «кто кого пересидит».
В начале августа стороны вступили в переговоры. Польские источники и Ян Длугош в частности сообщают, что фон Плауэн предложил отдать польскому королю несколько замков, которыми тот к этому времени и так овладел. Ягайло над такой «щедростью» якобы посмеялся и, решив, что сможет отжать ещё больше, продолжил осаду. Немцы, впрочем, считают, что комтур вообще никаких уступок не предлагал и лишь посоветовал полякам снять осаду. «Пока и наши, и ваши от голода не передохли». А вопрос о спорных землях предложил передать на суд германского императора. Если так и было, польский король справедливо решил, что император подсудит соплеменникам, так что это был очевидный тупик.
Дни сменялись днями, а положительных сдвигов не было. Пришла осень, а с ней — первые холода и вспышка дизентерии в польско-литовском лагере. Восемнадцатого сентября Ягайло отдал приказ сворачиваться, надеясь вернуться следующей же весной и возобновить осаду. Едва главные силы поляков ушли, местные города вновь стремительно переориентировались на победителя. Теперь они выгоняли уже воинов Ягайло и склонялись перед тевтонцами.
Куявский блицкриг
Немцы осмелели настолько, что сами перешли в наступление.
Губернатор Ноймарка — того самого «коридора», ведущего в Центральную Европу, — по имени Михаэль Кюхмейстер фон Штернберг по максимуму использовал удобное расположение своей провинции и в промышленных масштабах вербовал наёмников из Богемии и Силезии. Благодаря этому к октябрю 1410 года у него была примерно 1000 собственных рыцарей и тяжеловооружённых всадников, а также около 3000 иностранных наймитов. Во главе этих сил он устремился в польскую Куявию, которую начал потрошить от души. Без особого труда немцы захватили город Тухоля и, оставив небольшой отряд осаждать цитадель, устремились на юг.
Конечной целью вояжа Кюхмейстера был «жирный» торговый город Быдгощ. После его захвата на приобретённые барыши предполагалось реквестировать ещё наёмников из Европы, после чего — вторгаться в польский «хартленд», снова захватывать и грабить, снова клепать наёмников — и так до победы или хотя бы приемлемого мирного договора.
После неудачной осады Мальборка с войсками у короля Ягайло было негусто, однако просто так оставлять эту нежданно возникшую угрозу было нельзя. Для противодействия отряду Кюхмейстера направились силы в количестве аж двух тысяч человек под началом воевод Петра Недзведзкого и Сендзивоя из Остророга.
Полякам не нужно было тратить время на грабёж, и двигались они быстрее, чем немцы. Следуя навстречу противнику, рыцари короля Ягайло опередили Кюхмейстера и к концу первой недели октября достигли городка Короново.
Городок этот выделялся ровно двумя вещами — цистерцианским монастырём и мостом через реку Брда, открывавшим прямую дорогу на вожделенный Быдгощ. Здесь и стали дожидаться крестоносцев.
Кюхмейстер пожаловал рано утром десятого октября. К удивлению поляков, немцев оказалось существенно больше, чем они рассчитывали, — возникла щекотливая ситуация. Недзведзкий послал двух шпионов — рыцарей Томаша Шелига и Николая Дембицкого — поглядеть, что там у крестоносной братвы делается и собираются ли тевтоны атаковать. Немцы шпионов поймали и привели пред светлы очи комтура, который, в свою очередь, очень хотел знать, что и как обстоит в польском лагере.
Потирая в предвкушении руки, Кюхмейстер приказал всадникам спешиться и атаковать на своих двоих, чтобы проще было биться на городских улочках. В приподнятом настроении и не ожидая подвоха, рыцари потопали в Короново. А польское войско в это время завтракало и в ус не дуло. Немцев увидели лишь в последний момент. В итоге рыцарям Недзведзкого пришлось буквально на бегу надевать доспехи и строиться на окраине города.
Теперь уже в шоке были тевтонцы: мало того, что в городе обнаружились внушительные неприятельские силы, так они ещё и были на конях! Взяв ноги в руки, немцы понеслись назад — туда, где топтались их собственные лошади. Ибо у пешего против конного в те времена шансов было немного. Поляки, не будь дураки, поскакали за ними, пуская вслед убегающим стрелы.
Именно в этом первом столкновении немцы потеряли значительное количество бойцов — их или застрелили, или, догнав, закололи. Остальные, уже конные, сумели оторваться от погони и отошли к близлежащему холму. Там они перестроились для боя и стали ждать неприятеля. То, что случилось дальше, напоминало скорее рыцарский турнир, а не битву.
Самый необычный турнир
Только представьте! Два войска стояли друг напротив друга. Первую линию и тут и там составляли рыцари, расположившиеся в шеренге с интервалами, равными длине копья. За ними встали их оруженосцы и тяжеловооружённые всадники. Сшибку предвосхитил поединок — на поляне, зажатой между двумя армиями, сошлись польский рыцарь Ян Шицкий и силезец на службе Ордена по имени Конрад Нимпш. Поляк сумел выбить из седла своего визави, и этим ободрил соотечественников.
Немцы и чехи, впрочем, ещё намеревались взять своё. Запели трубы, и две конные лавины с топотом и лязгом рысью рванули навстречу друг другу. Кто-то сшибался на копьях, кто-то мазал, пролетал мимо противника и встречался с всадниками из второй линии.
Здесь нашлось место как эффектным поединкам, так и беспорядочной свалке, столь чуждой рыцарским ристалищам. Затем трубы запели вновь, разводя бойцов по сторонам, — две сверкающие сталью лавины медленно расползались, откатывались на исходные позиции.
Стороны использовали этот импровизированный тайм-аут, чтобы собрать с поля раненых, наскоро перевязаться и привести себя в порядок. Многие пили вино, угощая им товарищей и даже врагов.
Поистине это был сверкающий отблеск высокого Средневековья, столь странный и неожиданный в подобных обстоятельствах.
Переведя дух, стороны съехались снова, а после новой передышки — ещё раз. Здесь и случился перелом в битве, которая доселе была равной. Польский рыцарь по имени Ян Нашан из Островиц выбил из седла тевтонского знаменосца и захватил главный неприятельский баннер. Отодрав полотно, он привязал его к своему седлу. Утрата знамени нанесла удар по боевому духу тевтонцев и их союзников — они начали выходить из боя, и вскоре уже всё орденское войско побежало.
Всего в тот день немцы и их союзники потеряли около тысячи человек, поляки — чуть меньше. С сугубо военной точки зрения, это был не абы какой успех. Однако как для непосредственных участников, так и для современников это был настоящий триумф. Хронист Ян Длугош писал: несмотря на то, что битва при Коронове несравнимо уступала по масштабам Грюнвальду, сами обстоятельства этого сражения и одержанной победы ставили её выше.
Многих знатных рыцарей удалось взять в плен, среди них — того самого Михаэля Кюхмейстера, неудачливого поединщика Конрада Нимпша, нескольких знатных богемских и венгерских дворян. Со всеми ними обходились так, как и подобало обходиться с людьми их положения, а спустя несколько дней, уже после празднования победы, Ягайло отпустил их всех без выкупа. Лишь Михаэль Кюхмейстер остался в плену — впрочем, в итоге и для него всё сложилось хорошо, и впоследствии он даже стал великим магистром Ордена.
А вот кому не повезло, так это польскому гарнизону цитадели в Тухоле — той самой цитадели, под которой Кюхмейстер, уходя к Коронову с уверенностью в победе, оставил лишь несколько сотен человек. Желая напоследок хлопнуть дверью, тевтонцы уже после поражения пустили слухи, что на самом деле это они выиграли и комтур вот-вот вернётся в осадный лагерь. Поляки, уставшие от осадного сидения, совсем пали духом и сдали крепость 11 октября — на следующий день после сражения.
Это, впрочем, большой роли уже не играло — через несколько недель пришёл Ягайло с войском и вернул город себе, после чего принялся очищать от крестоносцев окрестности. Битва при Коронове стала «лебединой песней» Ордена в той войне — более рыцари не предпринимали попыток дать генеральное сражение, и в 1411 году были вынуждены подписать выгодный для поляков и литовцев Торуньский мир.